Однако долгожданного сокровища на пути не встречалось, а пещера не кончалась. Даже не собиралась. Ничего, человеческая воля сильнее Драконьего морока… И если Фиолетовая Жемчужина все равно от него укроется, Илча не сможет упрекнуть себя в том, что и на этот раз сглупил, польстился на мелочь. Он сделал все, что мог.
Теперь сны мерещились даже наяву. Они заслоняли светящиеся шарики, мешали вглядываться и разыскивать. Поэтому Илча не удивился, когда однажды, очнувшись от забытья, обнаружил, что Ветер не исчез вместе с сонной одурью. Стоял подле незадачливого искателя, словно дожидаясь каких–то слов.
— Ты сон, — выдавил Илча, — или не сон?
Голос не узнать, так много с этими снами уже переговорено.
«Не сон».
Губы не шевельнулись.
— Значит, Дракон…
«Ты силен. Но силу тратишь зря. А она не безгранична. Все отмерено, даже жизнь».
Илча сжался, внутри закопошилось сомнение. Стало тоскливо. И правда, вдруг ему зря все это в голову втемяшилось… Но потраченных сил было жаль. У него всегда так выходило: стоит отступить — и теряешь все обретенное.
— Ты пришел меня образумить? На этот раз не выйдет. Моя жизнь. Наверху она все равно пропащая.
«Любая из этих жемчужин сделает ее иной».
— Я не хочу любую!
«Ты хочешь многого. Тем меньше обретешь».
— Ничего, я уж как–нибудь… уж если сам, так сам!
Пока он поднимался, Дракон вновь растаял без следа. И куда он все время девается?
Илча сердито двинулся вперед, уже понимая, что поиск его зряшный. Самый лучший план никуда не годится, если противная сторона играет нечестно. Фиолетовую Жемчужину спрятали от него, и ни за что теперь не отдадут, уж слишком он Дракона разгневал. Без всякого почтения держался.
Во все большем отупении он продолжал свой поиск. Скоро Илча пожалел о своей несговорчивости, временами даже надеялся, что Дракон вновь придет с увещеваниями. Но тот не шел, напрочь позабыв о госте. А позвать его самому — значило сдаться, вновь потерпеть то самое поражение, что он так ненавидел. Илча злился, потом впадал в отчаяние, потом досадовал на себя и снова злился. Тащился по пещере между сном и явью, хотя давно уже не оставалось уверенности, что ни одна жемчужина от него не скроется. Случалось, он приходил в себя внезапно, а между тем продолжал вышагивать, расшвыривая коварные шарики. Не возвращаться же? Да и как далеко? Но метки исправно появлялись на стенах — дело должно быть завершено.
И вот.
Он потрогал полустершийся знак. Лизнул почерневший палец для верности. Угольки давным–давно закончились, теперь он царапал стены ножом, потому эта метка явно из старых. Как же он на нее вышел? Спросонья двинулся в другую сторону? Но откуда тут уголь?
Двинулся вдоль стены, по привычке считая шаги. Вот еще один угольно–черный знак. А вот еще. И дальше нескончаемой чередой. Можно было угадать настроение того, кто оставил эти метки. Здесь нарисовано аккуратно, твердой рукой, на видном месте — собранно–деловитое, тут едва заметная неловкая змейка — в полусне, а тут жирные сердитые черты, как подкошенные — в редкой злобе.
Последние нити его воли медленно рвались где–то внутри, причиняя ни с чем не сравнимую боль. Илча медленно сполз, опершись спиною на камень, уронил голову и зарыдал, в первый раз за многие годы.
«Ты вернулся к началу».
Дракон преспокойно стоял в сторонке, глядя на своего гостя бесконечно знакомыми глазами, и оттого стало еще больней, просто невыносимо.
— Что, некем больше прикинуться? Кроме стихотворца? — процедил Илча сквозь зубы. — Или сам так страшен, что я на месте кончусь? От одного вида?
В этот миг захотелось, чтобы так и было. Чтобы полыхнуло пламенем, и все… Столько сил впустую… И так всю жизнь!
Дракон ничего не ответил, вместо того точно воздухом горячим окутался, задрожал, заструился, потом затянулся молочной дымкой, потом и вовсе стал невиден за поднявшимся туманом. Там что–то росло и переливалось, и Илча с удивлением разглядывал совершавшееся чудо.
Туман стянулся, уплотнился и превратился в подобие кокона, как у паука–шелкопряда, только большого и струящегося. Потом он вновь расплылся в туманную завесу, а когда та начала рассеиваться, Илча проглотил язык. Это было… нет, не страшно. Впечатляло, да, но не устрашало.
Золотисто–зеленое тело змеилось, отблескивая чешуей. Во лбу красовался всего один глаз, и с непривычки это беспокоило, но не портило совершенства. Грива, словно сотканная из языков пламени, струились вокруг тела, трепетала, будто на ветру, которого в пещере в помине не было. Илча встал, склонился, устыдившись своих глупых речей.
— Прости меня, — неловко пробормотал он, не зная как обратиться к настоящему Дракону. Не «господин» же!
«Ты пришел за Жемчужиной», — напомнил Дракон.
— Я не нашел ее…
«Ты все еще упорствуешь?»
— Я очень хотел. Ее, Фиолетовую.
«Настолько, что не найдя ее, уйдешь отсюда ни с чем?»
— Нет. Это уж совсем глупо, — сумрачно вздохнул Илча.
«Тогда выбирай».
Илча безразлично оглянулся, потом посмотрел прямо под ноги. Ухватил наугад: в одной руке оказалась золотая, в другой белая. Он давно не держал их в руках, уже забыл, каково это. Подумав, он отпустил золотую. Белая казалась надежнее, точно внутри прорастала новая сила взамен потраченной. Ничего, еще все впереди, усмехнулся он, посмотрел на Дракона, и тут его глаза расширились, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
Рядом с Драконом висел нежно–фиолетовый шар. Он жил совсем иной жизнью, нежели жемчужины у ног Илчи, стремительной и совсем–совсем тайной. Внутри вспыхивали темные искры, едва окрашенные отблесками то ли зари, то ли заката. А теперь уже светом звезд… Немудрено, что Ветер полжизни вспоминал эту Жемчужину. Его собственная, Зеленая, должно быть, чудо как хороша, если он променял на нее это… живое чародейство, по–другому и не скажешь.
Шаг за шагом он медленно приближался, пока не встал рядом с Драконом.
«Ты желаешь эту жемчужину?» — спросил Дракон. Его голос все еще оставался голосом Ветра.
— Да, — прошептал Илча, счастливо улыбаясь.
За что же вдруг такая честь? Верно, за силу и стойкость. Вот так испытание, страшнее не придумаешь!
«Ты был недалек от безумия, когда всего лишь пытался обрести ее. Подумай. Тебе будет трудно совладать с ней», — сказал Дракон, наверно, еще раз испытывая решимость искателя.
— Большая удача большого и стоит, — теперь Илча выбирал каждое слово, опасаясь по глупости, в последний миг, упустить счастливый случай. Он ждал его слишком долго. — Это всем известно. А совладать… уж как получится, на то она и сила дается, и ум, и много прочего. Уж как Нимоа наградил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
